— Это же лоялисты!
— Боюсь, что да, — промурлыкал Люций. — Знаешь, я собираюсь вернуться в славные ряды нашего любимого III Легиона, и входная цена — расчищенный путь во Дворец для Эйдолона и его шайки. Поэтому я чрезвычайно благодарен вам, — он издевательски поклонился, — Второй Капитан Деметер, что вы пришли мне на помощь так вовремя. Право, не знаю, смог бы я в одиночку перебить их всех до прибытия лорд-коммандера.
Соломон почувствовал, как рушатся последние устои его разума и веры в будущее, снесенные ужасом перед тем, что он по незнанию сотворил своими руками. Капитан рухнул на колени, и по его щекам покатились слезы безумного страдания и тоски.
— Нет! — закричал он. — Что ты наделал, Люций?! Ты погубил нас всех!
Рассмеявшись, мечник ответил ему:
— Ты сам себя погубил, Соломон, а я лишь приблизил твой конец.
Деметер отшвырнул в сторону окровавленный меч, преисполненный отвращения к самому себе. Убийца, слепой и жестокий убийца, хуже тех предателей, что окружают сейчас Дворец Регента — вот кем он стал. Ненависть к Люцию вскипела в его жилах бурлящей рекой.
— Моя честь, моя верность Императору, моя доблесть… Все, что мне оставалось, — сквозь зубы пробормотал он, глядя в отталкивающее лицо мечника. — Ты отнял их у меня!
Люций плавной походкой подошел к Соломону, дерзкая, высокомерная улыбка растянула его изрезанные шрамами щеки. С тихим смешком он спросил:
— И как ощущения?
Зарычав, Деметер бросился на мечника, смыкая руки на его шее. Ненависть и раскаяние наполнили тело Десантника силой, достаточной, чтобы придушить ублюдка на месте.
Вдруг невыносимая боль вторглась в живот Соломона и тут же рванулась вверх, к груди, и он закричал, отшатываясь назад, с чудовищной раной, нанесенной мечом предателя. Опустив глаза, Деметер увидел сияющее лезвие, пронзившее доспехи и плоть. Вонь сожженного мяса и оплавленного керамита не дала ему сделать последний вдох перед тем, как Люций вонзил меч в его грудь по самую рукоять.
Жизненная сила покидала Соломона, и боль от всех ран, полученных за века Великого Похода, разом обрушилась на него. Сломанные при падении в океан Лаэра кости, ожоги в огненной буре Истваана III… рана от меча Люция. Его тело превратилось в комок мучительной агонии, каждый нерв издавал вопли страдания.
Деметер рухнул на колени, глядя, как кровь изливается из раны бесконечным бурлящим потоком. Из последних сил он схватил Люция за руку и поднял голову, стараясь посмотреть предателю в глаза и не поддаваясь смерти, тянущей его вниз:
— Ты… не… победишь… — прошептал он, каждое слово давалось ему тяжелее, чем любая из побед, одержанных прежде.
Люций пожал плечами.
— Может, да, может, и нет. Какая разница? Ты-то всё равно об этом не узнаешь.
Медленно, словно в замедленной съемке голопикта, Соломон повалился наземь, чувствуя, как воздух обтекает его лицо и как трещит череп от столкновения с каменным полом. Перевалившись на спину, он увидел сквозь дыры в полуразрушенном куполе сияющее синее небо, впервые очистившееся от туч.
Капитан улыбнулся, чувствуя, что лечебные модули доспехов безуспешно пытаются противостоять смертельной ране от меча Люция, и продолжил жадно всматриваться в небеса, словно надеясь отыскать взглядом зависший на орбите флот Хоруса.
С ясностью, прежде небывалой, Соломон видел весь ужас предательства Воителя, жестокую бесконечную войну, надвигающуюся на человечество. Слезы катились по его щекам, но Деметер оплакивал не себя, а миллиарды обреченных на страдания, бесславную гибель и вечную тьме по вине несусветных амбиций одного человека.
Люций куда-то отошел, потеряв интерес к поверженному врагу, и Соломон обрадовался тому, что встретит конец в мире и одиночестве. Его дыхание все слабело, и с каждым вздохом небо темнело над головой Десантника.
Свет умирал вместе с ним, и Деметер подумал, что Вселенная так провожает его, опуская темную завесу над погибшей планетой. Улыбнувшись, он мысленно отсалютовал своим братьям и с честью ступил во тьму.
Глаза Соломона закрылись, и последняя слеза капнула на мозаичный пол.
ФЕРРУС МАНУС ПОЧТИ НЕ ПОКИДАЛ Железную Крепь со дня чудовищного предательства того, кто когда-то был его другом и братом. Впрочем, за эти месяцы зала сильно изменилась: сияющие стены покрылись вмятинами и трещинами, ибо примарх вымещал свою ярость на чудесных вещах, которыми некогда дорожил.
Перешагивая через обломки оружия и доспехов, разбросанных по полу, Габриэль Сантар отмечал, что многие из них оплавлены или сожжены дотла, будто побывали в кузнечном горне. Он нес примарху дата-планшет, содержащий наконец-то полученные вести с Терры, и надеялся, что они смогут помочь Манусу выйти из граничащего с безумием уныния, подкосившего его сильнее, чем удар молотом Фулгрима.
Все механики, кузнецы, технодесантники и ученые 52-й Экспедиции не покладая рук трудились над исправлением тяжелого ущерба, нанесенного флоту Железных Рук внезапной атакой Детей Императора, и, благодаря их самоотверженности, в невероятно краткий срок корабли Ферруса Мануса были готовы отправиться к Терре и донести до властей Империума весть о предательстве Воителя.
Однако же навигаторы и астропаты флота оказались не в силах прозреть бесконечность варпа, ужасающие бури невероятной силы и размаха, закручивающиеся в глубинах Имматериума, не позволяли и думать о переходе в направлении Сегментума Солар, как и о том, что кому-то удастся прибыть на помощь Железным Рукам. Вход в бушующую нереальность в таких невиданных прежде условиях являлся, по сути, самоубийственным, но Сантару пришлось приложить все свое красноречие, чтобы смягчить гнев своего примарха и убедить его дождаться окончания, или, по крайней мере, стихания варп-штормов.