Обернувшись, Фулгрим одарил его равнодушной кислой улыбкой, будто расколовшей фарфоровую маску белил, туши и помады. Слегка расслабившись, Остиан тут же заметил в темных, аметистовых глазах примарха враждебность, испугавшую его до дрожи в коленях.
Улыбка слетела с губ Фулгрима вместе с тяжелыми, резкими словами:
— Чудесно. Ты, Остиан, просто не мог найти лучшего времени для работы над статуей Императора. Скажи, что кроется за этим? Наглое невежество? Полнейшая глупость? Бессмысленное мальчишество?
Делафур понял, что последние островки спокойствия в его душе заливают волны паники, и не нашел достойного ответа на неожиданную грубость примарха.
Тот медленно подошел вплотную к несчастному скульптору, и у того немедленно затряслись поджилки от наполнившего разум безотчетного страха, гневный взгляд Фулгрима словно пригвоздил Остиана к полу. Повелитель Детей Императора медленно обошел Делафура по кругу, пока тот капля за каплей терял остатки храбрости.
— Мой лорд… — прошептал Остиан.
— Смотрите, оно говорящее! — фыркнул Фулгрим, толкая Делафура в грудь. — Ты — просто червяк, недостойный открывать рот в моем присутствии! Ты, посмевший назвать мои работы «чересчур идеальными», и в насмешку создавший столь совершенное творение, прекрасное в каждой детали. В каждой, кроме одной…
Остиан поднял голову, всматриваясь в темные озера глаз примарха. Даже будучи вне себя от ужаса, он увидел в них страдание и тоску, куда более жуткие, чем его собственный страх, он увидел истерзанную душу, сражающуюся с самою собой. Он увидел, как в фиолетовой глуби сражаются две воли, одна из которых жаждет его крови, а другая молит его о прощении.
— Фулгрим, мой господин, — пробормотал Делафур сквозь слезы, катящиеся по щекам, — я не понимаю…
— Конечно, нет, — отмахнулся тот, наступая на Остиана и шаг за шагом приближаясь к статуе. — Как и Император, ты слишком увлекся своими — несомненно, важными! — личными делами, не желая знать о том, что происходит вокруг. Тебя не заботили исчезнувшие неизвестно куда Летописцы, не интересовали забывшие тебя друзья. Все, что когда было тебе дорого, рухнуло в ничто, и что же ты сделал? Заперся в своих покоях и отдался «великой» цели?! Точь-в-точь как и он…
Делафур трясся от ужаса, а Фулгрим продолжал подталкивать нсчастного скульптора до тех пор, пока тот не уперся спиной в холодный мрамор статуи. Тогда примарх наклонил голову, так, что его изукрашенное лицо оказалось на одном уровне с глазами Остиана. Даже преисполненный страха, исходящего от Феникса, Делафур на миг пожалел его — такая боль светилась в глазах и звучала в голосе Фулгрима, каждое слово вырывалось из губ примарха словно по чьей-то злобной воле.
— Если бы ты хоть раз озаботился тем, чтобы узнать о произошедших за последние месяцы великих событиях, то тут же разбил эту статую на куски и пал на колени предо мной, моля позволить тебе изваять в мраморе мой прекрасный образ, — прошипел Феникс. — Заря Нового Порядка восходит над Галактикой, которой более не правит Император!
— Что? — выдохнул безмерно пораженный Остиан. Фулгрим расхохотался, но в смехе его звучали горечь и отчаяние.
— Хорусу суждено стать новым повелителем Империума! — крикнул Фулгрим, выхватывая меч из-под полы длинной тоги. Золотая рукоять блеснула в свете мощных ламп студии, и Остиан почувствовал, как теплая струйка, освобожденная ужасом перед мерзким бездушным клинком, течет по его бедрам.
Примарх выпрямился во весь огромный рост, а Делафур залился слезами облегчения — как ни страшен был меч, смотреть в измученные глаза Фулгрима было стократ кошмарнее.
— Такие дела, Остиан, — как ни в чем не бывало, произнес Феникс. — Последние несколько дней «Гордость Императора» находится на орбите Истваана V, пустынного, безжизненного и совершенно непримечательного мира. Однако уже скоро он навсегда войдет в историю человечества как поле славнейшей битвы, в которой решилась судьба Империума.
Скульптор из последних сил пытался восстановить дыхание, пользуясь тем, что Фулгрим, обойдя статую со спины, словно залюбовался складками на мраморном плаще.
— В удушливых пустынях Истваана V Воитель окончательно и бесповоротно уничтожит мощь наиболее верных Императору Легионов, завершая подготовку к Походу на Терру. Как видишь, Остиан, именно Хорус по праву должен стать властителем человечества. Он — тот, кто приведет нас к прежде недостижимым вершинам тела и духа. Он уже завоевал десять тысяч миров, и с ним мы завоюем ещё сто тысяч! Вместе мы сокрушим ложного Императора!
Мысли Делафура смешались в кашу, когда он попытался осознать весь ужас и всю неправильность слов примарха. Каждый звук речи Феникса сочился ядом предательства, но Остиан внезапно с ужасом понял, что все происходящее здесь и сейчас случилось исключительно по его вине. Он расплачивается за самоизоляцию, за то, что не интересовался творящимися вокруг него событиями. Ох, если бы он за эти месяцы нашел хоть несколько минут и зашел к…
— Твоя работа пока ещё не совсем совершенна, Остиан, — мягко заметил Фулгрим, по-прежнему стоящий за спиной статуи.
Делафур попытался что-то ответить, но не успел: раздался ужасающе мерзкий звук металла, прогрызающего камень, и острие чужеродного меча, вырвавшись из мрамора, прозило его между лопаток.
Мерцающий серый клинок вышел из груди Остиана с грубым звуком треснувшей кости. Скульптор попытался закричать от боли, но его горло заполнилось булькающей густой кровью — меч пронзил сердце. Фулгрим сделал ещё одно движение рукой, и золотой эфес меча уперся в камень статуи, а жуткое лезвие показалось из тела Делафура на пол-локтя.