Создание в теле Коралины Асенеки сделало шаг вперед с текучей, кошачьей грацией, и каждое движение её благоухало сексуальностью, сулившей темные наслаждения и удовольствия, неведомые смертным. Страстное желание отведать их пронзило Каэсорона, и он едва не выпрыгнул из ложи. Сдержавшись страшным усилием воли, Юлий продолжал не отрываясь смотреть на сцену, где оно… она не торопясь повернулась в направлении хористов, и, пристально уставившись на них своими бесконечно древними глазами, откинула точеную головку и завела песнь сирены, столь душераздирающей тоски и зовущей красоты, что Каэсорону пришлось заткнуть уши и охватить кресло ногами.
Прежде чем призывные нотки умолкли, безвольные оркестранты подхватили их, и усилили многократно. Глядя на хористов, Юлий с изумлением наблюдал, как многие из них, издираясь в спазмах, подобных тем, что терзали тело Коралины, с тем же треском костей обращаются в пятерых манящих и отвращающих существ. Остальные, видимо, оказавшиеся недостойными, рухнули наземь окровавленными мешками плоти и костей, их жизни будто послужили источниками силы для превращения других. Присоединившись к явившейся первой «сестре», создания спрыгнули в зрительный зал и закружились в хороводе щелкающих клешней и звериных криков.
Шесть тварей двигались с упругой, животной ловкостью, и каждое движение их бритвенно-острых клешней сопровождалось фонтанами крови из разрезанных артерий и падением отсеченных рук, ног и голов.
Беква Кинска погибла первой, чудовищная клешня вонзилась в неё сзади и вышла из грудной клетки, сопровождаемая треском костей и брызгами крови. Но, даже умирая, певица улыбалась при виде чудес, главным устроителем которых была она, величайший гений музыки в истории человечества. Остальных оркестрантов разорвали на куски прекрасные чудовища, двигаясь со злобной похотью и невероятной скоростью, о которой даже Юлий мог лишь мечтать.
И мелодия «Маравильи» разом стихла, лишившись музыки, проводники которой сгинули в ласковом водовороте жестоких клешней. Юлий закричал, ощутив внутри себя необъятную пустоту, отсутствие музыки отзывалось пылающей болью в его костях.
Но, хотя мелодия хаоса больше не звучала, «Ла Венице» по-прежнему представляла собой жуткое место. Убийства и совокупления волнами крови прокатывались по залу, и, хотя крики агонии и стоны экстаза понемногу начали заглушаться воплями боли, исчезновение музыки вызвало новый приступ кровавого безумия.
Каэсорон услышал, как Марий издает хриплый крик утраты, и, повернувшись к боевому брату, успел увидеть, как тот выскакивает из Гнезда Феникса. Фулгрим смотрел ему вслед, тело примарха вздрагивало от полноты чувств и наслаждения, и Юлий, нетвердо держась на ногах, выглянул из-за бортика ложи. Вайросеан, порывшись в окровавленных руинах оркестровой ямы, добыл себе один из странных инструментов, изобретенных Беквой Кинской.
Это было длинное трубчатое устройство, которое Марий положил на сгиб руки, словно длинноствольную винтовку, и пальцы его забегали по шифтам инструмента, добиваясь вибрации, схожей по тону с ревом цепного меча. Пока Каэсорон следил за Третьим Капитаном, безуспешно пытающимся воспроизвести утраченную мелодию, Дети Императора со всего зала сбежались к сцене и, расхватав оставшиеся инструменты, последовали за Марием в его бесплодных усилиях.
Сделав глубокий вдох, Юлий покрепче уцепился за бортик ложи, чувствуя, что ноги его не держат.
— Я… что…? — исчерпав текущий словарный запас, он с надежной в глазах посмотрел на стоящего рядом Фулгрима.
— Превосходно, не правда ли?! — оживленно спросил тот. Кожа примарха блистала, словно лучась неведомой энергией, глаза горели ярким огнем. — Госпожа Кинска пронеслась перед нами словно пылающая комета! Все, подняв головы, в восхищении смотрели на неё и вот — она пропала! Никогда больше мы не увидим никого равного ей, и никто из нас никогда её не забудет.
Первый Капитан хотел было что-то ответить, но в этот мин за его спиной раздался чудовищный грохот. Обернуввшись, Юлий увидел облако пыли, вздымающееся над грудой обломков, в которую превратилась часть зрительного зала. Марий Вайросеан стоял в центре оркестровой ямы, электрические разряды прыгали по его телу, а руки Десантника крепко сжимали превратившийся в оружие музыкальный инструмент. Вновь прозвучал дикий вой, и почти осязаемая звуковая волна пронеслась по «Ла Венице», обрушив один из балконов на противоположной стене. Обломки мрамора и пыль штукатурки разлетелись по залу, а стоящие рядом с Марием Дети Императора радостно завопили, вторя заговорившему инструменту.
Секунды спустя, каждый из них перенастроил свои устройства и крещендо хаоса возобновилось с новой силой, воющие удары звуковой энергии разрывали «Ла Венице» на части. Чудовищные женоподобные твари собрались вокруг Вайросеана, вплетая свои неествественные крики наслаждения в бредовую музыку, создаваемую Десантником.
Марий направил свой инструмент в толпу и взял оглушительную басовую ноту, отозвавшуюся новым ужасающим взрывом. Ударный аккорд, словно вой экстаза, обрушился на смертных разрывами перепонок и сотрясениями мозга. Что до оказавшихся в эпицентре, то их беспомощные тела разлетелись на части, а черепа взорвались изнутри, не выдержав диссонансного сверх-шума.
— Мои Дети Императора, — улыбнулся Фулгрим. — Что за прекрасную музыку они творят!
Взрывы плоти и камня метались по «Ла Венице», Марий и остальные Десантники наполняли её мелодией Апокалипсиса.