— Да, — ответила Серена, медленно оседая на пол. — Я убила его.
— Как? Из-за чего?
Даже будучи почти невменяемой, Серена поняла по голосу Десантника, что он вошел в студию только что и не видел сцены, предшествующей убийству. Та часть её разума, которая ещё сохранила способность мыслить рационально, подсказала девушке единственно верный путь к спасению. Художница зарыдала, прикрыв лицо руками и надеясь, что это вызовет у Люция такую же реакцию, как и у любого мужчины.
Мечник молча смотрел на неё, и тогда она выкрикнула сквозь слёзы:
— Он пытался меня изнасиловать!
— Изнасиловать…? — Люций выглядел растерянным, похоже, это слово редко встречалось ему прежде. — То есть… э-э…
— Он хотел, чтобы я легла под него, но я его убила… Я… Я боролась, но он был сильнее… — Серена старалась говорить как можно более взволнованно и бессвязно. — Он ударил меня по лицу, я схватила первое, что попалось под руку, пытаясь отбиться… Похоже, это оказался мой нож и… и…
— И ты убила его, — закончил Люций.
Серена подняла голову и сквозь слезы посмотрела на мечника, услышав поддержку в его голосе.
— Да. Я его убила.
— Что ж, значит, ублюдок получил свое, — Люций помог ей подняться. — Он напал на тебя и ты защищалась, верно?
Художница кивнула. По её телу побежала теплая волна наслаждения, она возбудилась при мысли о том, что нагло лжет воину, способному одним движением пальцев сломать ей шею.
— Я встретила его в Ла Венице, мы разговорились, и он сказал, что хочет посмотреть на мои работы, — Серена судорожно вздохнула, уже зная, что Люций не собирается арестовывать её или обвинять в умышленном убийстве. — Знаю, я вела себя безрассудно, но он казался таким милым и вроде бы действительно интересовался живописью. Но когда мы пришли в мою студию…
— Он напал на тебя.
— Да, — кивнула Серена. — И теперь он мертв, а что будет со мной?
— Не беспокойся, — неуверенно похлопал её по плечу Люций, — никто ничего не узнает. Сейчас я найду пару безмозглых сервиторов и прикажу им избавиться от тела. А потом мы просто забудем о случившемся.
Серена бросилась на грудь мечнику, изображая восхищение его добротой и благородством. На деле же художница не чувствовала ничего, кроме презрения. Что значит «просто забудем»? Да если бы то, о чем она солгала Люцию, произошло на самом деле, то тяжкие воспоминания о насилии и убийстве навсегда врезались бы в её память… Впрочем, этот чурбан привык убивать, для него это и впрямь обыденное дело.
Оттолкнувшись от нагрудных пластин брони Люция, она подняла с пола брошенный нож. Кровь, покрывающая клинок, все ещё не свернулась, и холодная сталь призывно поблескивала в мягком свете люминосфер.
Ведомая каким-то инстинктом, Серена провела ножом по щеке, оставляя тонкую полоску крови на бледной коже.
Люций, безучастно наблюдавший за ней, спросил:
— Зачем ты это сделала?
— Так я никогда не забуду о том, что произошло сегодня, — объяснила художница, передавая нож мечнику. Она закатала рукава, показывая ему множество шрамов и свежих порезов, испещрявших кожу на предплечьях. — Боль — это мой дневник, с её помощью я храню воспоминания о минувшем, о том, что другие люди предпочитают забыть. То, что запечатлено на моей коже, никогда не сотрется из памяти.
Кивнув, мечник машинально потрогал кончиками пальцев сломанный нос. Серена заметила, что, всякий раз, когда Люций вспоминает о своей травме, его переполняет гнев и оскорбленная гордость, словно утраченная красота делает его худшим, чем прежде, воином или менее умелым фехтовальщиком. В эту секунду её наполнила какая-то неведомая сила, и слова художницы стали чем-то большим, чем просто набором звуков, сотрясающих воздух.
— Что случилось с твоим лицом? — спросила Серена, пытаясь продлить это странное ощущение.
— Один варвар, сукин сын по имени Локен сломал мне нос, применив грязный трюк во время честного боя.
— И это глубоко ранило тебя? — нежно произнесла Серена, её слова медом лились в уши мечника. — Ранило твои чувства сильнее, чем твое тело?
— Да, — пустым голосом ответил Люций. — Он лишил меня совершенства.
— И ты желаешь отомстить ему, верно?
— Однажды он заплатит мне своей никчемной жизнью, — зловеще пообещал Десантник.
Девушка ласково улыбнулась и обхватила огромную ладонь Люция обеими руками.
— Так и будет, поверь мне.
Он сильнее сжал нож, и художница не без труда подняла тяжелую руку Люция на уровень его лица.
— Доверься мне, — повторила Серена, — твои прекрасные черты погублены безвозвратно. Сделай то, что должно.
Кивнув, мечник сделал неуловимое движение ножом и оставил глубокий порез на нежной коже щеки. Слегка поморщившись от боли, он тут же поднес окровавленное лезвие к другой щеке и провел точно такую же линию.
— Теперь ты никогда не забудешь, что сотворил этот ублюдок Локен, — заверила она.
ФУЛГРИМ НЕРВНО МЕТАЛСЯ ПО СВОИМ ПОКОЯМ, то и дело переходя из комнаты в комнату. Слова посланника Бракстона не выходили у него из головы, и неприятнее всего было то, что этот скользкий тип, не мог не заметить, как сильно его взволновали известия о Хорусе. Примарх раздраженно взмахнул серебряным мечом, и клинок описал идеальную сверкающую дугу, сопровождающуюся звуком, похожим на шелест разрезаемого шелка.
Тут же Фениксу вспомнилась встреча с эльдарским провидцем, и в памяти всплыли его лживые наветы, о которых Примарх никак не мог позабыть. Вести, принесенные Бракстоном, и просьба Совета Терры проследить за тем, что происходит в Легионах Хоруса и Ангрона, испугали Фулгрима, и он впервые за прошедшие недели подумал: а не было ли в речах ксеноса толики правды?